Москва матушка, золотыя маковки! Двор или дворец древних царей находился тоже в середине, в середине самой Москвы, в Кремле, на том самом месте, где и теперь построен Новый царский дворец с большими палатами. И в прежнем дворце были большие палаты, из которых уцелела одна — Грановитая Палата. В этих палатах цари принимали иноземных послов, давали им пиры. В праздники угощали там своих бояр и людей всяких чинов, больших и малых, в том числе и слободских крестьянских старост. Все палаты были изукрашены иконописанием и блистали яркими красками и позолотою. В этих палатах цари принимали только гостей, а сами жили в хоромах не особенно обширных, можно сказать, даже весьма необширных. Три, много если четыре комнаты рядом, одна возле другой, в одной связи, служили весьма достаточным помещением для Государя. Перед комнатами были теплыя сени в роде особой комнаты. При входе из Сеней первая комната называлась Переднею, потому что она была впереди других комнат. За нею следовала собственно, так называемая, Комната, где Государь занимался делами, то, что теперь называют кабинетом. "Затем следовала Крестовая комната или моленная, где Государь молился утром и вечером. Возле нея находилась Постельная комната или Опочивальня. Как сказано, эти комнаты были не особенно обширны. Своим простором оне равнялись крестьянской избе или крестьянской клети, т. е. имели ширину и длину всего в 3 сажени, т. е. в 9 аршин, как и теперь, ставятся крестьянския избы, и всегда было в них наружу три окна. И внутри оне уподоблялись той же избе, потому что у стен неотменно в них устроивались обычныя лавки. Стульев в то время еще не употребляли. Бывало в комнате одно лишь кресло для самого Государя. Точно так же были расположены и хоромы царицы, которые ставились отдельно от хором царя, но соединялись с ними сенями или переходами. У царицы после Передней следовала Крестовая, а потом уже Комната. Особые хоромы с такими же комнатами ставились и для государевых детей и также соединялись сенями с хоромами царицы. Все здание государевых жилых хором строилось в три яруса, в три житья. Средний ярус занимали вышеупомянутые комнаты, где жил сам Государь и сама царица. Нижний ярус состоял из таких же комнат, какие бывали в среднем ярусе. Эти нижние комнаты назывались подклетями. Значит и государевы комнаты, по крестьянскому смыслу, были собственно клети. Верхний ярус был занят теремами, светлыми комнатами для летнего пребывания. Раннее утро заставало государя в Крестовой, в которой молебный иконостас, весь уставленный иконами, богато украшенными золотом, жемчугом и дорогими каменьями, давно уже освещался множеством лампад и восковых свечей, теплившихся почти перед каждым образом. Государь вставал обыкновенно часа в четыре утра. Постельничий, при пособии спальников и стряпчих *, подавал государю платье и убирал (одевал) его. Умывшись, государь тотчас же выходил в Крестовую, где его ожидали духовник или крестовый поп и крестовые дьяки. Духовник или крестовый священник благословлял государя крестом, возлагая его на чело и ланиты, при чем государь прикладывался ко кресту и потом начинал утреннюю молитву, в то же время один из крестовых дьяков поставлял пред иконостасом на аналое образ святого, память которого праздновалась в тот день. По совершении молитвы, которая продолжалась около четверти часа, государь прикладывался к этой иконе, а духовник окроплял его святою водою. Святая вода, которую употребляли в этом случае, привозилась иногда из весьма отдаленных мест, из монастырей и церквей, прославленных чудотворными иконами. Вода эта называлась "праздничною, потому что освящалась в храмовые праздники, совершаемые в память тех святых, во имя которых сооружены, были храмы. Почти каждый монастырь и даже многие приходские храмы, по отправлении такого празднества, доставляли праздничную святыню, икону праздника, просфору и св. воду в вощанке, в восковом сосудце, в царский дворец, где посланные подносили ее лично самому государю. Иногда эта святыня подносилась на выходе государя в церквах, во время богомолья. Таким образом праздничная вода не истощалась круглый год, и утренние молитвы государя почти всегда сопровождались окропленном святой водой недавнего освящения в каком-либо отдаленном или близком монастыре. После моленья крестовый дьяк читал духовное слово: поучение, из особого сборника слов, распределенных для чтения в каждый день на весь год. Сборники эти известны были под именем Златоустов и Златоструев. Они составлялись из поучений отцов Церкви и преимущественно Иоанна Златоуста, отчего и назывались Златоустами.
Окончив утреннюю крестовую молитву, государь, если почивал особо, посылал ближнего человека к царице в хоромы спросить ее о здоровье, как почивала? потом сам выходил здороваться с нею в её Переднюю или Столовую. После того они вместе слушали в одной из верховых церквей заутреню, а иногда и раннюю обедню. Между тем, с утра же рано собирались во дворец все бояре, думные и ближние люди — "челом ударить государю и присутствовать в Царской Думе. Они собирались обыкновенно в Передней, где и ожидали царского выхода из внутреннего покоя или Комнаты. Некоторые, пользовавшиеся особою доверенностью государя, выждав время, входили и в Комнату. Увидев пресветлые царские очи в церкви ли во время службы, или в комнатах, смотря по тому, в какое время являлись на приезде, они всегда кланялись перед государем в землю, даже по несколько раз. Государь в то время, если стоял или сидел в шапке, то против их боярского поклонения шапки с себя не снимал никогда. За особенную милость, являемую государем, бояре кланялись ему в землю до тридцати раз сряду. Так, умиленный царским благоволением, большой воевода князь Трубецкой, на отпуске в Польский поход, в 1654 г., когда государь, прощаясь с ним, обнял его, поклонился перед государем в землю тридцать раз. Поздоровавшись с боярами, поговорив о делах, государь, в сопровождении всего собравшегося боярства, шествовал, часу в девятом, к поздней обедне в одну из придворных церквей. Если же тот день был праздничный, то выход делался в собор или к празднику, т. е. в храм или монастырь, сооруженный в память празднуемого святого. В общие церковные праздники и торжества государь всегда присутствовал при всех обрядах и церемониях. Поэтому и выходы в этих случаях были гораздо торжественнее. Обедня продолжалась часа два. Едва ли кто был так привержен к богомолью и к исполнению всех церковных обрядов, служб, молитв, как цари. Один иностранец рассказывает о царе Алексее Михайловиче, что он в пост стоял в церкви часов по пяти или по шести сряду, клал иногда по тысяче земных поклонов, а в большие праздники по полторы тысячи. После обедни, в Комнате в обыкновенные дни государь слушал доклады, челобитные и вообще занимался текущими делами. С докладами входили начальники Приказов и сами их читали пред государем. Думный дьяк докладывал челобитные, вносимый в Комнату, и помечал решения. Присутствовавшие в Комнате бояре во время слушания дел не смели садиться. Если уставали стоять, то выходили отдыхать, сидеть в Переднюю или в сени, а иногда и на площадку перед царскими хоромами. Когда, особенно по пятницам, государь открывал обыкновенное сиденье с боярами, или заседание Думы, то бояре садились по лавкам, от царя поодаль, бояре под боярами, один под другим, думные дворяне также, кто кого породою ниже, а не по службе, т. е. не по старшинству пожалования в чин, так что иной, и сегодня пожалованный, напр., из спальников или стольников в бояре, садился по породе, выше всех тех бояр, которые были ниже его породою, хотя бы и седые старики были. Думные дьяки обыкновенно стояли, а иным временем, особенно если сиденье с боярами продолжалось долго, государь и им повелевал садиться. Заседание и слушание дел в Комнате оканчивалось около двенадцати часов утра. Бояре, ударив челом государю, разъезжались по домам, а государь шел к столовому кушанью или обеду, к которому иногда приглашал и некоторых из бояр, самых уважаемых и близких: но большею частью в обыкновенные дни, когда не было праздничных или других каких торжественных столов, которые по обычаю призывали государя делить трапезу и пировать в кругу боярства и всех других чинов, он всегда кушал вместе с царицею. Повседневные столы бывали иногда в комнатах государя, иногда в хоромах царицы. И в том и в другом случае они не были открыты для боярского и дворянского общества. В праздничные дни присутствовали за этими домашними столами и другие члены царской семьи, царевичи и царевны, особенно возрастные. Иногда государь праздновал детские именины общим обедом в царских хоромах. Такие обеды, вероятно, справлялись в каждый семейный праздник. В 1667 году, по случаю всенародного объявления царевича Алексея Алексеевича и, стало-быть, по случаю самого великого торжества для самой царицы, родительницы наследника, государь на другой день, 2 сентября, справил семейный стол в Верхней комнате или в терему и кушал вместе с царицею, с объявленным наследником Алексеем, с малолетними царевичами Федором (5-и лет). Симеоном (2-х лет) и Иваном (1-го года). Обыкновенный стол его не был так изобилен кушаньями, как столы праздничные, посольские и другие. В домашней жизни цари представляли образец умеренности и простоты. По свидетельству иностранцев, к столу царя Алексея Михайловича подавались всегда самые простые блюда, ржаной хлеб, немного вина, овсяная брага или легкое пиво с коричным маслом, а иногда только одна коричная вода. Но и этот стол никакого сравнения не имел с теми, которые государь держал во время постов. "Великим постом царь Алексей обедал только три раза в неделю, а именно: в четверг, субботу и воскресенье, в остальные же дни кушал по куску черного хлеба с солью, по соленому грибу или огурцу и пил по стакану полпива. Рыбу он кушал только два раза в Великий пост и соблюдал все семь недель поста... Кроме постов, он ничего мясного не ел по понедельникам, средам и пятницам; одним словом, ни один монах не превзойдет его в строгости постничества. Можно считать, что он постился восемь месяцев в году, включая шесть недель Рождественского поста и две недели других постов”. Это сказывает иностранец. Такое усердное соблюдение постов было выражением строгой приверженности государя к Православию, ко всем уставам и обрядам Церкви. Свидетельство иностранца вполне подтверждается и домашним свидетелем. "В постные дни", говорит он, "в понедельник и в среду, и в пятницу, и в посты, готовят про царский обиход яства рыбные и пирожные с маслом с деревянным и с ореховым, и с льняным, и с конопляным; а в Великий и в Успеньев посты готовятся яства: капуста сырая и гретая, грузди, рыжики соленые, сырые и гретые, и ягодные яства, без масла, кроме Благовещениева дня — и ест царь в те посты, в неделю, во вторник, в четверг, в субботу, по одиножды на день, а пьет квас, а в понедельник и в среду, и в пятницу во все посты не ест и не пьет ничего, разве для своих и царицыных, и царевичевых, и царевниных именин”. Впрочем, несмотря на такое постничество и особенную умеренность, за обыкновенным столом государя в мясные и рыбные дни подавалось около семидесяти блюд, но почти все эти блюда расходились на подачи боярам и другим лицам, которым государь рассылал эти подачи, как знак своего благоволения и почести. Для близких лиц он иногда сам выбирал известное любимое блюдо. Подавались сначала холодные и печенья, разное тельное, потом жареное, и затем уже похлебки и ухи или ушное. Порядок и обряд комнатного стола заключался в следующем: стол накрывал дворецкий с ключником; они настилали скатерть и ставили судки, т. е. солоницу, перечницу, уксусницу, горчичник, хреновник. В ближайшей комнате пред столовою накрывался также стол для дворецкого, собственно кормовой поставец, на который кушанье ставилось прежде, нежели подавалось государю. Обыкновенно каждое блюдо, как только оно отпускалось с поварни, всегда отведывал повар в присутствии самого дворецкого или стряпчего. Потом блюда принимали ключники и несли во дворец в предшествии стряпчего, который охранял кушанье. Ключники, подавая яства на кормовой, поставец дворецкому, также сначала отведывали, каждый со своего блюда. Затем кушанье отведывал сам дворецкий и сдавал стольникам нести пред государя. Стольники держали блюда в руках, ожидая, когда потребуют. Кушанье от них принимал уже крайний, охранитель стола, самый доверенный человек, прямо подававший государю яства и питие. Он точно так же отведывал с каждого блюда и потом ставил на стол Государю. То же самое, соблюдалось и с винами: прежде, нежели они доходили до царского чашника, их также несколько раз отливали и пробовали, смотря по тому, через сколько рук они проходили. Чашник, отведав вино, держал кубок в продолжение всего стола, и каждый раз, как только государь спрашивал вино, он отливал из кубка в ковш и предварительно сам выпивал, после чего уже подносил кубок царю. Все эти предосторожности установлены были для охраны государева здоровья от порчи. Для вин перед столовою устраивался также особый питейный поставец, т. е. особый стол с полками. После обеда государь ложился спать и обыкновенно почивал до вечерен, часа три. В вечерню снова собирались во дворец бояре и прочие чины, в сопровождении которых царь выходил в верховую церковь к вечерни. После вечерни иногда также слушались дела, и собиралась Дума. Но обыкновенно все время после вечерни до вечернего кушанья или ужина, государь проводил уже в семействе или с самыми близкими людьми. Во время этого отдыха любимейшим занятием государя было чтение церковных книг, в особенности церковных историй, поучений, житий святых и тому подобных сказаний, а также и летописей. Особенно славился такой начитанностью царь Иван Васильевич Грозный. Кроме чтения, цари любили живую беседу, любили рассказы бывалых людей о далеких землях, об иноземных обычаях и особенно о старине. Царь Алексей Михайлович держал во дворце стариков, имевших по сто лет отроду и очень любил слушать их рассказы о старине. Это были так называемые верховые (придворные) богомольцы, весьма уважаемые за их благочестивую жизнь и древность лет. Они жили подле царских хором в особом отделении дворца и на полном содержании и попечении государя. В длинные зимние вечера государь призывал их к себе в комнату, где в присутствии царскаго семейства, они повествовали о событиях и делах, проходивших на их памяти, о дальних странствиях и походах. Особенное уважение государя к этим старцам простиралось до того, что он нередко сам бывал на их погребении, которое всегда отправлялось с большим торжеством, обыкновенно в Богоявленском монастыре, на Троицком Кремлевском подворье. Так, в 1669 году, Апреля 9, государь хоронил богомольца Венедикта Тимофеева; на погребении его были: Паисий, патриарх Александрийский, Троицкий и Чудовской архимандриты, десять священников, архидьякон, одиннадцать дьяконов, кроме разных причетников и певчих. Присутствие царя на подобных службах всегда сопровождалось щедрою милостынею, которая раздавалась нищим, разным бедным людям и по тюрьмам колодникам и заключенным. Милостыня раздавалась также в третины, девятины, полусорочины и сорочины — дни, в которые отпевалась обыкновенно панихида по усопшем и делались поминки. Весьма щедро государь жаловал и духовенство, бывавшее на этих погребениях. Верховые, т. е. дворцовые (Верх значило дворец) богомольцы назывались также и верховыми нищими в числе их были и юродивые. Царица и взрослыя царевны имели также при своих комнатах верховые богомолицы и юродивые. Глубокое всеобщее уважение к этим старцам и старицам, Христа ради юродивым, основывалось на их святой богоугодной жизни и благочестивом значении, какое они имели для нашей древности. Общество благоговело пред ними, чтило их, как пророков и провозвещателей Божьей воли, как неуклонных и нелицеприятных обличителей. Верховые богомольцы певали государю Лазаря и все те духовные стихи, которые можно еще слышать и теперь от странствующих слепцов. Были еще при царском дворе слепцы домрачеи, которые распевали сказки и былины о богатырях князя Владимира, с игрою на домре, струнном инструменте в роде балалайки. Они же играли и русския песни. Бахари сказочники, рассказывали и песни и сказки. Бахарь был почти необходимым лицом в каждом зажиточном доме. В числе обыкновенных и самых любимых развлечений государя была игра в шахматы и однородная с нею игра в шашки. По свидетельству иностранцев, во дворце каждый день играли в шахматы. Сколько обыкновенно и в какой силе была эта игра можно судить уже по тому, что при дворце состояли на службе особые мастера, токари, которые занимались единственно только приготовлением и починкою Шахматов, отчего и назывались щахматниками. Во дворце была особая Потешная Палата, в которой разного рода потешники забавляли царское семейство песнями, музыкою, пляскою, танцованием по канату и другими "действами” В числе этих потешников были веселые (скоморохи), гусельники, скрыпотчики, домрачеи, органисты, цымбальники и проч. Во дворце жили также дураки-шуты, а у царицы — дурки-шутихи карлы и карлицы Они пели песни, кувыркались и предавались разного рода весёлостям, которые служили немалым потешением государеву семейству. По словам иностранцев, это была самая любимая забава царя Федора Ивановича. Весьма часто государь проводил время в рассматривании разных работ золотых дел мастеров, ювелиров или алмазников, иконописцев, серебряников, оружейников и вообще всех ремесленников, которые что-либо изготовляли для украшения царскаго дворца или для собственного употребления государя. Зимою, особенно по праздникам, цари любили смотреть медвежье поле, т. е. бой охотника с диким медведем. Раннею весною, летом и во всю осень они часто выезжали в окрестности Москвы на соколиную охоту. Эта потеха, любимая царя Алексея Михайловича, начиналась нередко с самого утра, до обеда, и продолжалась после обеда до вечера. Вообще лето государь проводил большею частью в загородных дворцах, развлекаясь охотою и хозяйством. Зимою он хаживал иногда сам на медведя или на лося, охотился за зайцами. Оканчивая день, после вечернего кушанья, государь снова шел в Крестовую и точно так же, как и утром молился около четверти часа. Когда государь почивал один, то в том же покое ложился и постельничный, который всегда убирал и охранял царскую постелю, а иногда стряпчий с ключом, сохранявший ключ от комнаты, и один или два стольника, самых приближенных. Благочестивые московские цари совершали богомольные выходы в каждый церковный праздник, присутствовали при всех обрядах и торжествах, отправляемых Церковью в течение всего года. Эти выходы придавали церковным празднествам еще более красоты и торжественности. Государь являлся народу в царском великолепии. Самые обыкновенные, почти каждодневные выходы царя к обедне и вообще к церковной службе в известные праздники , были не что иное; как царственный шествия, которые поэтому возвещались нередко, смотря по важности празднества, особым колокольным звоном, который и назывался выходным. Старая запись об этом говорит, что "когда царь ходит молиться к праздникам в Кремль, в Китай, в Белый Царев город, в монастыри и по соборам, и к мирским приходским церквам, и в то время звон государю царю един, да празднику три звоны, куда идет” К обедне государь выходил обыкновенно пешком, если было близко, и позволяла погода, или в карете, а зимою в санях, всегда в сопровождении бояр и прочих, служилых и дворовых чинов. Великолепие и богатство выходной одежды государя соответствовали значению торжества или праздника, по случаю которого делался выход, а также и состоянию погоды в тот день. Относительно верхней одежды летом он выходил в легком шелковом опашне (длиннополом кафтане) и в золотной шапке с меховым околом: зимою — в шубе и в горлатной (меховой) лисьей шапке; осенью и вообще в ненастную, мокрую погоду — в суконной однорядке. Под верхнею одеждою был обычный комнатный наряд, зипун, надеваемый на сорочку, и становой кафтан. В руках всегда был посох единороговый, из кости единорога, или индейский из черного дерева, или простой из карельской березы. И те, и другие посохи были украшены дорогими каменьями. Во время больших праздников и торжеств, каковы были Рождество Христово, Богоявление, неделя Вербная, Светлое Воскресение, Троицын день. Успение и некоторые другие, государь облекался в наряд царский, к которому принадлежали: царское платье, собственно порфира, с широкими рукавами, царский становой кафтан, царская шапка или корона, диадема или бармы (богатое оплечье), наперсный крест и перевязь, возлагаемые на грудь; вместо посоха, царский серебряный жезл. Все это блистало золотом, серебром и дорогими каменьями. Самые башмаки, которые надевал государь в это время, были также богато вынизаны жемчугом и украшены каменьями. Тяжесть этого наряда без сомнения была очень значительна, и потому в подобных церемониях государя всегда поддерживали под руки стольники, а иногда и бояре из ближних людей. Жавшая государя, была также одета более или менее богато, смотря по празднеству и соответственно одежде государя. Для этого из дворца отдавался приказ, в каком именно платье быть на выходе. Если же боярин был недостаточен и не имел богатой одежды, то на время выхода такую одежду давали ему из царской казны. Впоследствии, при царе Федоре Алексеевиче, издан был даже особый указ, которым назначено было, в какие именно господские и владычни праздники и в каком платье быть во время царских выходов. Во время шествия свита разделялась рядами, люди меньших чинов шли впереди, по старшинству, по два или по три человека в ряд, а бояре, думные и ближние люди следовали за государем. На всех выходах в числе царской свиты находился постельничий с разными предметами, которые требовались на выходе и которые несли за постельничим стряпчие, именно: полотенцем или платок, стул с изголовьем или подошкою, на котором садился государь; подножье, род ковра, на котором становился государь во время службы; солношник или зонт, защищавший от солнца и дождя, и некоторые другие предметы, смотря по требованию выхода. Когда государь выходил на богомолье в приходскую или монастырскую церковь, то впереди несли особое место, которое обыкновенно ставилось в церквах для царскаго пришествия. Оно было обито сукном и атласом красного цвета, по хлопчатой бумаге с шелковым и золотным галуном. Стряпчие вообще прислуживали государю, принимали, когда было нужно, посох, шапку и пр. На малых выходах они выносили только полотенце (платок) и подножье теплое или холодное, смотря по времени года. Царь Иван Васильевич выходил к обедне в сопровождении рынд. Один очевидец описывает подобный выход (1565 г.) следующим образом: отпустя послов, государь собрался к обедне. Пройдя палаты и другие дворцовые покои, он сошел с дворцоваго крыльца, выступая тихо и торжественно и опираясь на богатый серебряный вызолоченный жезл. За ним следовало более осмисот человек свиты в богатейших одеждах. Шел он посреди четырех молодых людей, имевших от роду лет по тридцати, но сильных и рослых: это были рынды, сыновья знатнейших бояр; двое из них шли впереди его, а двое других позади; но в некотором отдалении и на равном расстоянии от него. Они одеты были все четверо одинаково: на головах у них были высокие шапки из белаго бархата, с жемчугом и серебром, подбитыя и опушенныя вокруг большим рысьим мехом. Одежда на них была из серебряной ткани, с большими серебряными же пуговицами, до самых ног; подбита она была горностаями; на ногах сапоги белые, с подковами; каждый на плече нес красивый большой топор, блестевший серебром и золотом. Зимою государь выезжал обыкновенно в санях. Сани были большие, нарядные, то есть раззолоченные, расписанные красками и обитые персидскими коврами. Возницею или кучером в этом случае бывал стольник из ближних людей; но так как в старину ездили без возжей, то возница сидел обыкновенно верхом, другой ближний стольник стоял на ухабе или в запятках, так обыкновенно выезжал царь Михаил Федорович. Царь Алексей Михайлович выезжал более пышно: у его саней, по сторонам места, где сидел государь, стояли знатнейшие бояре, один справа, другой слева; у санного передняго щита стояли ближние стольники, также один с правой стороны, а другой с левой; около государя за санями шли бояре и прочие сановники. Весь поезд сопровождался отрядом стрельцов, в числе ста человек, с батогами (палочками) в руках "для тесноты людской ”. 24 декабря, в сочельник, накануне Рождества рано утром государь делал тайный выход в сопровождении только отряда стрельцов и подьячих Тайнаго Приказа в тюрьмы и богадельни, где из собственных рук раздавал милостыню тюремным сидельцам, полонянникам (пленным), богаделенным, увечным и всяким бедным людям. По самым улицам, где проходил государь, он также раздавал милостыню нищим и убогим, которые во множестве собирались даже из отдаленных мест к таким боголюбивым царским выходам. В то же время, как государь навещал, таким образом, всех заключенных и сирых, доверенные лица из стрелецких полковников или подьячих Тайнаго Приказа раздавали милостыню на Земском дворе, также и у Лобнаго места, и на Красной площади. И можно сказать, что ни один бедный человек в Москве не оставался в этот день без царской милостыни, каждому было чем разговеться, каждый был с "праздником”. Такие царские выходы "тайно” делались и накануне других больших праздников и постов. В Рождественский сочельник они совершались рано утром, часу в пятом. Совершив утренний выход по тюрьмам и богадельням, государь, переодевшись и отдохнув, шествовал в Столовую Избу или Золотую Палату, или же в одну из придворных церквей к царским часам, в сопровождении бояр и всех, думных и ближних чинов. Потом в навечерии праздника государь выходил в Успенский собор к вечерни, когда во время службы соборный архидиакон кликал многолетие государю и всему царскому семейству по именам. После того патриарх с духовенством и боярский чин здравствовали государю со многолетием. В тот же день, вечером, когда уже совсем смеркалось, приходили во дворец славить Христа соборные протопопы и попы и певчие станицы, т. е. хоры государевы или собственно дворцовые, также патриаршие, митрополичьи и разных других духовных властей, имевших у себя свои особые хоры. Государь принимал их в Столовой Избе или в Передней Палате и жаловал им по ковшу белаго и краснаго меда, который в золотых и серебряных ковшах подносил один из ближних людей. При этом они получали и славленое. Таким же образом соборяне и певчие ходили славить к царице и потом к патриарху, где также пили меди получали славленое. Славленые деньги выдавались, смотря по важности и значению причта: одним больше, рублей по 12 на собор, другим меньше, по рублю, по полтине и даже по 8 алтын с 2 деньгами, что составляло 25 копеек. Цари Алексей Михаилович и сын его Федор Алексеевич очень любили церковное пение и потому особенно жаловали певчих и, кроме славленья, слушали иногда разные другие церковный песни. В самый праздник Рождества Христова государь слушал заутреню в Столовой или в Золотой Палате. Во 2-м часу дня (в 10-м часу утра), в то время как начинали благовест к литургии, он делал выход в Столовую, где и ожидал пришествия патриарха с духовенством. Для этого Столовая наряжалась большим нарядом, коврами и сукнами. В переднем углу ставилось место государево, а подле него кресло для патриарха. Вошедший в Столовую, государь садился до времени в свое место и приказывал сесть по лавкам боярам и думным людям; ближние люди младших разрядов обыкновенно стояли. Патриарх при пении праздничных стихер, в предшествии соборных ключарей, несших крест на мисе и св. воду и в сопровождении митрополитов, архиепископов, епископов, архимандритов и игуменов, приходил к государю в ту же палату славить Христа и здравствовать государю с праздником. Государь встречал это шествие в сенях. После обычных молитв певчие пели государю многолетие, а патриарх говорил поздравление. Потом и государь, и патриарх садились на свои места. Посидев немного и затем, благословив государя, патриарх со властями шел таким же порядком славить Христа к царице, вея Золотую Палату, и потом ко всем членам царскаго семейства, если они не собирались все для принятия патриарха у царицы. Славление у государя происходило обыкновенно в Золотой Палате, а иногда и в Грановитой. Царь Михаил Федорович пред обеднею обыкновенно ездил в Вознесенский монастырь поздравлять матерь свою, великую старицу, иноку Марфу Ивановну. Отпустя патриарха, государь в Золотой или в Столовой облекался в царский наряд, в котором и шествовал в собор к обедне. Все дворовые и служилые чины, сопровождавшие этот выход, были также богато одеты в золотные кафтаны. После литургии государь шествовал во Дворец, где потом в Столовой или в Золотой приготовлялся праздничный стол "на патриарха, властей и бояр”. Этим оканчивалось рождественское празднество. В день Рождества Христова и в другие большие праздники, цари не садились за стол без того, чтоб не накормить прежде так называемых тюремных сидельцев и пленных. Так, в 1663 году в этот праздник кормлено было на большом тюремном дворе девятьсот шестьдесят четыре человека. На женской половине Дворца у царицы в этот день также совершались свои обряды. Утром, пред обеднею, у нея собирались дворовыя и приезжие боярыни, в сопровождении которых она выходила в свою Золотую Палату, принимала там с славленнем патриарха, а потом шествовала в дворцовую церковь к обедне. Приезжие боярыни вместе с поздравлением, по старому обычаю, подносили царице перепечи, род сдобных крупичатых куличей или караваев. В 1663 году царице Марье Ильиничне и царевнам, большим и меньшим, четырнадцать приезжих боярынь поднесли четыреста двадцать шесть перепечь, каждая по 30 перепечь. Подобным же образом после обедни, и царица посылала к патриарху от себя и от каждой царевны по пяти перепечь. На празднике к царице приходили славить из Вознесенскаго монастыря старицы и другие славленицы. У малолетних царевичей славили иногда их карлы. В "неделю мясопустную”, т. е. в воскресенье перед масленицею, после заутрени. Церковь наша совершала действо Страшного Суда. Действо это совершалось на площади за алтарем Успенскаго собора перед образом Страшного Суда, по особому уставу, и состояло в пении стихер, в освящении воды и чтении, на четыре страны, Евангелия, после котораго патриарха отирал губкою образ Страшного Суда и прочие иконы, вынесенные к действу. По окончании действа, патриарх осенял крестом и кропил святою водою государя, властей и всенародное множество, присутствовавшее при совершении сего обряда. Перед выходом на действо рано утром, часа за три до света, государь совершал обход тюрем и приказов, где сидели колодники, и всех богаделен, где жили раненые, расслабленные и малолетние сироты и подкидыши. Там он раздавал своеручно милостыню; освобождал преступников. Кроме того, в этот же день во Дворце, в Золотой или в Столовой, давался стол на нищую братию. Государь сам обедал за этим столом и со всеми обрядами праздничных столов угощал своих многочисленных гостей. По окончании стола он оделял всех из своих рук денежною милостынею. В то же время, по царскому указу, на тюремном дворе кормили тюремных сидельцев и всех заключенных; в 1664 году там кормлено было в этот день 1110 человек. С половины масленицы наступали прощёные дни. В "среду сырной недели государь посещал городские монастыри: Чудов, Вознесенский, Алексеевский и другие, а также и монастырские подворья, где прощался с братиею и больничными старцами и жаловал им денежную милостыню. В четверг и преимущественно в пятницу государь ездил в загородные московские монастыри, в которых также прощался с монастырскою братиею и сестрами и оделял их милостынею. В Новоспасском монастыре государи из Дома Романовых, прощались у гробов родителей. В пятницу, а иногда в субботу или воскресенье, государь, в сопровождении бояр, и патриарх со властьми ходили для прощения к царице. Она принимала их в своей Золотой Палате и жаловала к руке , как бояр, так и приезжих боярынь, больше частью своих родственниц и свойственниц, которые съезжались к ней, также для прощения, по особому зову. В неделю сыропустную, т. е. в воскресенье перед великим постом, поутру, пред литургиею, патриарх со всеми духовными властями, в предшествии соборнаго ключаря, который нес крест и святую воду, приходил прощатися к государю. Государь принимал его обыкновенно в Столовой Избе. Отпустив патриарха, царь совершал обряд прощения с чинами дворовыми и служилыми. В тот же прощеный день вечером, государь, в сопровождении светских чинов, шествовал в Успенский собор, где патриарх совершал обряд прощения по чину. После ектений и молитвословий, государь подходил к патриарху и, прощение, говоря, прикладывался ко кресту. Власти духовныя и светския также, прощение, говоря, все целовали крест у патриарха и потом ходили к государю к руке. Из собора государь шествовал прощаться к патриарху в сопровождении бояр и прочих чинов. У патриарха в Крестовой или в Столовой Палате, которая для государева прихода наряжалась сукнами и коврами, собирались в это время и все духовные власти, т. е. митрополиты, архиепископы и архимандриты. Патриарх встречал государя на лестнице, иногда же среди Крестовой Палаты; в таком случае государя в сенях встречали власти. Встретя, патриарх благословлял государя и, приняв его под руку, шел с ним на обычные места. В сенях Крестовой, еще до прихода государя, был устроен царский питейный поставец с разными иностранными виноградными винами, красными и белыми, и русскими медами, красными белым. И, "посидя немного”, государь указывал стольникам нести свое государево питье. Происходило прощальное угощение винами и медами всех присутствующих. Угощал патриарх, поднося первому самому государю. Когда оканчивались эти прощальные чаши, государь с патриархом садились на лавки по прежним местам и повелевали властям и боярам и всем, присутствовавшим в палате выйти вон, а сами наедине беседовали о духовно с полчаса времени. От патриарха государь шествовал в Чудов и Вознесенский монастыри, в Архангельский и Благовещенский соборы, в которых прощался у св. мощей и у гробов родителей. Пришедши во дворец, государь в одной из приемных палат прощался с людьми "комнатными”, т. е. жаловал к руке комнатных бояр, думных и вообще ближних людей, пожалованных в эти чины "из комнаты”, т. е. из числа тех, которые с малолетства постоянно находились при особе государя. В это же время. Он прощался со всеми чинами и должностными людьми меньших разрядов своего Государева Двора. Точно так же обряд прощения совершался в этот день и на половине царицы, которая в своей Золотой Палате прощалась с самыми близкими родственными лицами из бояр и других чинов и со всем своим "двором”, жаловала к руке мам, верховых боярынь, казначей, постельниц, мастериц, мовниц и проч. В этот же прощальный день цари наблюдали еще один достопамятный обычай: утром или вечером докладывали государю начальники всех Приказов о "колодниках, которые в каких делах сидят многие лета”. По этому докладу государь освобождал весьма многих преступников и особенно тех, что "сидели не в больших винах”. На первой неделе Великаго поста, во вторник, после обедни, во дворец приезжали стряпчие из тридцати пяти монастырей и подносили государю и каждому члену царскаго семейства от каждаго монастыря по хлебу, по блюду капусты и по кружке квасу. Повелев принять эту обычную дань, государь жаловал монастырских стряпчих погребов, т. е. приказывал поить их вином, пивом и медами с своего погреба. Надо сказать, что монастыри всегда славились искусным печением хлеба и отличным приготовлением квасов и капусты. При царе Михаиле Федоровиче славился своими квасами монастырь Антония Сийскаго (Архангельской губернии, в Холмогорском уезде), так что государь посылал туда "для ученья кваснаго варенья” своих хлебников и пивоваров. На первой же неделе Великого поста, в среду или в субботу, а иногда и в другой день, после обедни, в Столовой Избе государь сам раздавал боярам и прочим чинам так называемые круги, т. е. ломти калача, иностранная виноградная вина и разная сласти, сушеные и вареные в сахаре, в меду и патоке фрукты. Для праздника Благовещения Пресвятыя Богородицы государь нередко в своих покоевых хоромах, т. е. в Комнате и Передней "кормил нищих”. Так, в 1668 году были "кормлены по Комнате и по Передней нищие шестьдесят человек, и великий государь жаловал их из своих государских рук милостынею: десяти человекам по два рубля, пятидесяти человекам по одному рублю”.