ВАШ ОТЕЦ - ДИАВОЛ, И ВЫ ХОТИТЕ ИСПОЛНЯТЬ ПОХОТИ ОТЦА ВАШЕГО (Окончание)
07.03.2014, 02:51
«Откройте версальский договор, — комментировала газета напечатанный документ. — На первых его страницах, где помещены статьи об организации Лиги Наций, вы увидите те же принципы, те же доктрины, выраженные часто в тех же выражениях и приводящие к тем же последствиям...». Здесь, пожалуй, имеет смысл сделать одно немаловажное отступление. Частое упоминание об осознанном и спланированном участии определенных сил, организаций или религиозных движений в разрушительных, гибельных процессах, ставящих сегодня мир на грань духовной, культурной, политической и военной катастрофы, нуждается в определенном комментарии. Здравое понимание исторического развития, без сомнения, не имеет ничего общего с концепцией «мирового заговора», рассматривающей чуть ли не всю историю человечества в качестве результата сознательной и целенаправленной деятельности жидо-масонских злоумышленников. Столь упрощенное толкование истории, свойственное, как правило, весьма агрессивным и примитивным идеологиям расистского толка, будучи примененным практически, может привести к последствиям трагическим и непоправимым. Нет, зло, в каком бы виде оно ни пыталось реализовать себя, как бы ни простирало свое влияние и власть в среде человечества, никогда не определяло и не будет определять жизнь людей. Промысел всемогущего, непостижимого, недоведомого Божества и свободная воля человека — вот две силы, движущие мировой исторический процесс! Да, бывают люди, сообщества, религиозные системы и целые государства, злоупотребляющие свободой нравственного выбора и склоняющиеся — сознательно или неосознанно — ко злу как к своему духовному и деятельному источнику. Да, их политическая, социальная и религиозная практика исторически преемственна и может быть ретроспективно отслежена до глубокой древности. Существуют и отшлифованные веками технологии этой разрушительной практики. Но — не существует и не может существовать в мире силы, способной управлять ходом общественного развития, и уж тем более — предопределять его результат. Силы зла обретают в современном мире все большую власть. Но происходит это не из-за того, что их носители как-то по-особому умны и предусмотрительны. Нет, зло возрастает по мере того, как мы сами (!) отступаем от Заповедей Божиих, добровольно отсекая себя от животворного Источника добра и правды, справедливости и любви. Это не есть результат «заговора», но печальное следствие всемирной апостасии и может быть правильно понято и оценено лишь в рамках христианской эсхатологии, но не примитивных поисков виноватых во всем «заговорщиков». Впрочем, сие не отменяет наших обязанностей по мере сил бороться со злом во всех его формах, в том числе и социально-организованной — политической, экономической или религиозной... Теперь вернемся к Лиге Наций. Ее двадцатилетняя деятельность (формально организация была распущена в апреле 1946 года, но фактически ее деятельность прекратилась уже в декабре 1939-го, после решения об исключении СССР) не увенчалась особым успехом. Государства-участники не спешили расстаться со своими суверенными правами. Более того, когда притязания Лиги вступили в непримиримое противоречие с государственными интересами Германии и Японии, обе эти страны (соответственно в октябре и марте 1933 года) заявили о своем выходе из организации. В предчувствии грядущих катаклизмов Советский Союз тоже не слишком стеснял себя соблюдением устава Лиги. Советско-финская война 1939—1940 годов стала для нее последним, непосильным испытанием — и в преддверии второй мировой войны она практически распалась, так и не оправдав надежд своих создателей.
ФАШИЗМ
САМО НАЗВАНИЕ этого явления происходит от латинского слова fascis, что значит — пучок, связка прутьев. Декларируя таким образом необходимость общенародной солидарности как основы общественной жизни, фашизм первоначально появился на европейской сцене в качестве довольно незатейливого консервативного мировоззрения национально-государственного единства. Оно активно, решительно и все более успешно противостояло волнам космополитизма и «пролетарского интернационализма», затопившим континент после победы российской революции и окончания первой мировой войны. На заре своего существования фашизм ничем особенным не выделялся, по-своему продолжая традиции европейского национального консерватизма. Заявляя о своем «надклассовом» характере, опираясь на патриотические чувства широких масс и их стремления обуздать «дикий» спекулятивный рынок, добиться социальной защиты и справедливости — он уверенно увеличивал число приверженцев, соединяя национальные, государственные лозунги с критикой экономической системы капитализма. Тогда, казалось, ничто не предвещало ему столь бурной и кровавой судьбы. Большая часть элементов фашистского мировоззрения имела довольно длительную и весьма респектабельную историю. С известной долей условности можно утверждать, что они начали складываться около двухсот лет назад как реакция консервативной Европы на катастрофу Великой французской революции с ее очевидным разрушительным политическим и религиозным масонским модернизмом. С этой точки зрения, среди отдаленных предшественников Франко и Салазара, Гитлера и Муссолини можно назвать даже знаменитого австрийского канцлера Клеменса Меттерниха, вдохновителя контрреволюционного «Священного Союза» монархов Европы, или Отто фон Бисмарка, первого рейхсканцлера Германской Империи, «железом и кровью» объединившего немецкую нацию в великое и могучее государство. При желании этот список может быть дополнен, например, лордом Биконсфилдом, премьером Великобритании, известным борцом с тайными политическими обществами, и другими, не менее громкими именами. Формально первая фашистская организация была создана итальянскими антикоммунистами в марте 1919 года. Вскоре аналогичные движения, каждое по-своему развивавшее идеи итальянских коллег, возникли по всей Европе, апеллируя к национальной гордости и традиционным ценностям народов континента. В сущности этого феномена хорошо и быстро разобрались русские эмигранты. «Муссолини сохранил многое старое: принцип частной собственности, церковь, религию, семью, личную инициативу, отвергнув лишь воинственный принцип борьбы классов, — писала эмигрантская газета «Возрождение» в одной из своих редакционных статей, озаглавленной «Торжество фашизма». — Такое возвращение на новых началах к старому пути эволюции человеческого общества, с которого Европа свернула после французской революции, казалось европейским снобам безбожной теории материалистического прогресса не только не достаточно радикальным, но и прямо реакционным, тогда как коммунизм был как будто прогрессом. И мало-помалу идеи фашизма, с одной стороны, и коммунизма — с другой, становились знаменем двух противоположных лагерей, на которые разделилась европейская политическая мысль». Еще более отчетливо ту же точку зрения выразил М. Георгиевский, исполнительный секретарь «Национально-трудового союза нового поколения» — русской молодежной зарубежной организации. «Два лагеря противостоят во всеоружии друг другу и готовятся к борьбе, — констатировал он. — Их разделяют не только экономические счеты, но и идейные расхождения. Миру предстоит борьба двух мировоззрений. Будущая война будет своего рода религиозной войной... Еврейство и демократия пылают лютой ненавистью к фашизму. Им отвечает презрение и ненависть противного лагеря». Национально-консервативное движение в Европе многим русским беженцам представлялось продолжением той борьбы, которую у себя на родине проиграла Белая Гвардия. «Целый ряд народов добился победы своей Белой Идеи — Италия, Португалия, Германия, Венгрия», — писал в 1938 году Иван Солоневич. Не мудрено, что в среде эмиграции во всех концах земли начали возникать профашистские группы и организации, самая крупная из которых под названием «Российский Фашистский Союз» образовалась в Харбине и к 1938 году насчитывала, по разным оценкам, от 10 до 23 тысяч членов и 48 отделов в 18 странах. Социально-экономические и политические успехи фашизма, позволившие ему прийти к власти во многих странах и установить в них относительное материальное благополучие и классовый мир, привлекали всеобщее внимание, которому отдали дань предприниматели, ученые, писатели и даже папа римский. «Конечно, не одни русские эмигранты видели в фашизме источник жизненной силы, — свидетельствует Джон Стефан, профессор Гавайского университета, автор обширной монографии «Русские фашисты». — То и дело в 20-е и даже 30-е годы ведущие европейские интеллектуалы (приходят в голову Пиранделло, Т. С. Элиот, Йейтс, Лоуренс, Паунд и Шоу) выражали восхищение Муссолини. Да и не только европейцев влекло к фашизму. В 1932 году Чан-Кай-ши заявил: «Фашизм — это то, что Китаю сейчас нужно больше всего». Семью годами позже в нью-йоркском Гарлеме негритянские активисты основали откровенно фашистское «движение за мир в Эфиопии». В высшей степени изменчивый фашизм внедрялся в сознание мечтателей-радикалов всех мастей...». Подведем итоги. Межвоенные годы стали эпохой бурного развития национального консерватизма по всему миру. Этот факт, равно как и то, что развитие консервативного движения завершилось торжеством вульгарного нацизма, новой мировой бойней и окончательным, повсеместным утверждением космополитических идеалов и ценностей — требует внимательного и вдумчивого осмысления. Как бы трудно, больной тяжело намни было, чего бы это нам ни стоило, мы должны обязательно во всем разобраться. Демифологизировать, наконец, историю XX века, понять ее скрытые пружины и механизмы, оценить с учетом такого опыта нынешнее положение России и избежать повторения роковых ошибок прошлого. Для этого неизбежно надо найти ответы на следующие вопросы: Что послужило причиной вырождения европейской национально-консервативной идеологии в агрессивное, бездуховное мировоззрение откровенного расизма и националистической нетерпимости? Как могло случиться, что естественное стремление народов к национальному самоутверждению было использовано мировой закулисой для разжигания расовой ненависти и новой мировой войны, окончательно подорвавшей внутренние жизненные силы Европы? Каковы роль и место русского народа и русского самосознания во всех этих событиях? Какие уроки должны мы из них извлечь, какие выводы сделать? Величайшие жертвы, понесенные Россией в Великой Отечественной войне, страдания и скорби, причиненные нацизмом миллионам людей во всем мире, глобальные последствия мирового военного столкновения и пересмотр его геополитических итогов в результате распада СССР и краха «мирового социализма» — вот это заставляет искать ответы особенно ответственно и тщательно. Похоже, что многие из них таятся в извивах германской истории 20—30-х годов...
РУССКИЙ НЕМЕЦ МАКС ЭРВИН ФОН ШОЙБНЕР-РИХТЕР
ЧЕМ ПРИСТАЛЬНЕЕ мы будем вглядываться в подробности эволюции немецкой национальной идеологии в межвоенный период, тем очевиднее будет для нас главный вывод — ее деградация и конечный крах стали неизбежными в тот момент, когда национал-социализм отверг христианскую духовную традицию. Национальное самосознание оказалось отсеченным от животворных истин веры, гармонично соединяющих в себе смирение и мужество, доблесть и кротость, силу и милосердие. В результате оно стало беззащитным перед соблазнами и искушениями расовой гордыни, имперского властолюбия и пагубного, безудержного тщеславия. Это грехопадение тем более показательно и наглядно, что начиналось все в Германии весьма многообещающе — при активном участии русской эмиграции, вносившей в движение христианские начала нравственного и государственного мировоззрения. Некоторое время даже казалось, что под влиянием «русской идеи», активными проводниками которой стали беженцы из России, Германия примет у нее эстафету борьбы за сохранение христианской государственности в Европе. «Русские... оказали, несомненно, крупную услугу немцам в деле пробуждения их национального самосознания, и неудивительно, что на этой почве между ними возникло тесное единение и дружная совместная работа, — писал позже князь Жевахов, непосредственный и активный участник событий. — Заслуга же немцев заключалась в том, что они отнеслись к русским не как к беженцам, требующим материальной помощи, а как к подлинным культуртрегерам, и воспринимали их рассказы о зверствах большевизма и завоеваниях еврейства в России, как угрозу их собственному бытию, как великую мировую опасность, грозившую всему христианству, цивилизации и культуре. Немцы поняли, что у них нет выбора, что нужно или погибать под тяжестью версальского договора, или со смелостью отчаяния вступить в единоборство..., что никакие компромиссы невозможны, и что такую борьбу нужно начать немедленно. И на трагическом фоне всеобщей придавленности и нищеты, сквозь толщу неописуемых страданий и подневольного труда, не знавшего отдыха, стали мало-помалу вырисовываться признаки грядущего возрождения, обновляющего самый дух великой нации...». Под знаком таких надежд, коим — увы! — не суждено было воплотиться, в жизнь, прошли годы, которые в истории немецкого национального консерватизма, равно как и в истории русской эмиграции, неразрывно связаны с именем «русского немца» Макса Эрвина фон Шойбнер-Рихтера. Российский гражданин, выпускник Рижского университета, благочестивый христианин и убежденный монархист, он на собственном опыте изведал все прелести революции и государственного распада Российской Империи. В своей родной Курляндии он дважды сражался со смутой — в 1905 году в составе русской армии, а в 1918-1919 годах под знаменами германского рейхсвера. Красивый и легкий в общении, богатый и щедрый, он привлекал к себе множество людей. В 1920 году судьба привела его в Мюнхен, переполненный, как и вся Германия, русскими беженцами. К этому времени балтийские немцы, бывшие в значительной своей части искренними российскими патриотами, сохранившими верность династии Романовых, одинаково хорошо владевшие русским и немецким языками, образовали очень прочное промежуточное звено между правым флангом русской эмиграции и развивавшимся немецким национальным движением. Шойбнер-Рихтер сыграл в этом деле исключительную, выдающуюся роль. Не будучи дворянином от рождения (приставку «фон» он получил от жены), Шойбнер-Рихтер имел, тем не менее, обширные связи. В круг его знакомых входил стальной магнат Фриц Тиссен, герой войны генерал Эрих Людендорф, великий князь Владимир Кириллович и другие примечательные лица. Такие знакомства давали широкие возможности, которыми он не замедлил воспользоваться. Своим главным делом Шойбнер-Рихтер считал создание прочного союза русских монархистов с немецкими националистами для борьбы с международной заразой интернационального большевизма, реставрации германской монархии и восстановления дома Романовых на Российском престоле. Когда он впервые встретился с Гитлером, ему даже приходилось скрываться, ибо берлинские власти разыскивали его за участие в «капповском путче» — неудавшемся монархическом заговоре, организованном группой «национального объединения» в марте 1920 года. То, как все это выглядело тогда со стороны, ясно описал Жевахов, вспоминавший потом: «Я... неожиданно оказался в самом центре бурного, здорового национального движения, смягчившего у меня горечь сознания той печальной роли, какую сыграла Германия в отношении России в роковую для обеих стран войну. Общение же с выдающимися представителями этого движения: графом Эрнестом Ровентловым, Людвигом Мюллер фон Гаузеном, Шойбнер-Рихтером, Арно Шикеданцом и многими другими, видевшими в своем деле... не только немецкое национальное дело, а святое дело защиты христианства от угрожающей ему опасности, еще больше расположило меня к этому движению, заставило меня с чувством глубочайшего уважения преклониться перед этими самоотверженными идейными работниками, смело и безбоязненно выступавшими в защиту попираемого достояния Христова, и притом в один из самых тяжких моментов жизни их родины». Подобные намерения и идеи легли в основание объединенного русско-немецкого народного фронта под названием «Aufbou» — «Возрождение», организованного Шойбнер-Рихтером в конце 1920 года. Их глашатаем и провозвестником стал журнал с одноименным названием, имевший своей целью «доказать необходимость... того, что в будущем национальная Германия и национальная Россия должны идти по одному пути». Весной 1921 года под эгидой «Aufbou» был созван очень представительный съезд русских монархистов, состоявшийся в курортном баварском местечке Бад-Рейхенхалле. Делегаты съехались туда со всего света. Даже из далекой Манчжурии прислал своего представителя атаман Семенов. Казалось, съезд сумеет заложить прочную основу политического единства внутри правого крыла русской эмиграции и организации ее тесных, дружеских связей с набирающим силу национально-освободительным движением в Германии. Влияние Шойбнер-Рихтера непрерывно росло. Встретившись с Гитлером, он вступил в партию и вскоре стал ее главным идеологом, что дало Жевахову потом повод утверждать, что «Шойбнер-Рихтер... явился в буквальном смысле основоположником того идейного движения, какое вынесло на поверхность жизни германского народа Гитлера, и должно было в своем дальнейшем развитии связать Россию и Германию узами неразрывной и вечной дружбы, воскресив заветы тройственного Священного Союза». Из последней фразы видно, как сильно разошлась впоследствии реальная практика нацизма с первоначальными благостными предположениями *.
* Священный Союз — союз монархов России, Австрии и Пруссии во имя подавления в Европе революционных смут и укрепления христианской государственности. Образуя его, государи клялись подчинить весь порядок взаимных отношений «высоким истинам, внушаемым вечным законом Бога Спасителя» и «руководствоваться не иными какими-либо правилами, как заповедями святой веры».
Отправным пунктом этого трагического расхождения стала гибель самого Шойбнер-Рихтера от шальной пули во время мюнхенского «пивного» путча. Он был убит в тот момент, когда рука об руку с Гитлером шагал по Резиденцштрассе. Впрочем, это только одна из версий, ибо точных данных об обстоятельствах его смерти нет, а Жевахов называет их «невыясненными», туманно намекая на возможность «заказного» убийства. Как бы то ни было, начиная с этого момента немецкое национальное движение постепенно отвергло христианство в качестве своего духовного фундамента, скатившись, в конце концов, к худшим формам оккультизма, восточной мистики и неприкрытого язычества. С этого же времени начало активно формироваться то явление, которое сегодня известно миру под названиями «национал-социализм», или «немецкий фашизм». Гитлер сожалел о гибели соратника. Сказал: «Все заменимы, но только не он! «, — запечатлел его как мученика в посвящении к «Майн Кампф» и... забыл все, чему его Шойбнер-Рихтер учил. На место главного идеолога и философа нацизма выдвинулся Альфред Розенберг, пламенный ревнитель расовой теории и восторженный певец превосходства «германской крови».
ДОКТРИНА РОЗЕНБЕРГА
НАДО С СОЖАЛЕНИЕМ отметить, что влияние русской культуры и русского самосознания на события в Германии вовсе не было однозначным. Если в своей здоровой, христианской части это влияние олицетворялось Шойбнер-Рихтером, то его больную, разлагающуюся и деградирующую часть не менее полно выразил Альфред Розенберг. Он родился в 1893 году в Таллине (тогда — Ревеле), в семье сапожника. Учась в Рижском университете, состоял с Шойбнер-Рихтером в одном студенческом союзе, долго жил в Петербурге, а с началом войны перебрался в Москву, где благополучно избежал призыва в армию. Революция застала его за проектированием крематория с дорическими колоннами и романскими сводами. Сорванный ее вихрем с насиженного места, Розенберг побывал даже членом Пролеткульта, прежде чем в 1919 году судьба забросила его в Мюнхен, где они начал свою блестящую политическую карьеру. Еще живя в России, он пробовал вести богемный образ жизни, был вхож в Религиозно-философское общество и социал-демократические круги, знавал Блока, Мережковского, Троцкого. Видимо, с той поры он и унаследовал в качестве мировоззрения едкую смесь экономической демагогии социал-демократов, смутные религиозно-философские понятия и тягу к нездоровой мистике, на которой были буквально помешаны столичные «декадентские» литературные салоны *.
* Приверженность верхушки Третьего Рейха к оккультным, мистическим учениям хорошо известна. Эзотерические культы всегда привлекали к себе тех, кто неспособен к внутреннему напряженному духовному труду и желает постигнуть религиозные истины рационалистическим путем в готовом виде. Любопытно, что Гитлер, упоминая в своих речах о Боге, никогда не уточнял, какого именно «бога» он имеет в виду.
Основательно перебродив, эта смесь в 1930 году излилась бурным потоком на страницы его главного труда — объемистой книги под названием «Миф XX века», которая вскоре разошлась огромными тиражами и стала наряду с «Майн Кампф» Гитлера бестселлером Третьего Рейха. Славян Розенберг не жаловал, к русской эмиграции (несмотря на то, что по-русски говорил лучше, чем по-немецки) относился полуснисходительно-полуодобрительно, и то — лишь потому, видно, что помнил молодые годы, проведенные в России. В его понимании русские были слишком мечтательны и ленивы, невежественны и склонны к анархии. Они не сумели сохранить изначальную чистоту расы, гарантирующую жизнеспособность, и потому не смогли противостоять разлагающему влиянию революционеров-инородцев. Лишь немцы — умные, дисциплинированные и храбрые — могли противостоять надвигающейся на мир опасности и спасти Европу. Что именно нужно спасать, он, похоже, представлял слабо, ибо исторические христианские ценности европейской культуры и уж тем более идеалы церковного мировосприятия остались для него совершенно недоступными. Этот печальный факт предопределил характер его учения и, в конечном итоге, послужил главной причиной краха нацизма как в духовной, так и в политической, военной областях. «Все великие и творческие нации в истории имели и имеют свое особое самосознание, в этом выражается их «национализм», — писал протоиерей Сергий Булгаков, анализируя религиозные корни немецкого фашизма. — Современный «расизм» есть одна из его разновидностей, имеющая свои особые характерные черты, которые в своем контексте слагаются в целое мировоззрение, действенную идеологию. Ее главным идеологом является в настоящее время А. Розенберг, книга которого «Миф XX века» имеет распространение уже в 900 000 экземпляров и выражает собой, очевидно, господствующее в настоящее время мировоззрение и самочувствие немцев. Помимо своего литературного блеска и остроты, она заслуживает внимания именно как симптом духовного состояния... Розенберговский расизм есть философия истории, но прежде всего это есть религиозное мироощущение, которое должно быть понято в отношении к христианству». Булгаков был прав. Именно в этом отношении вскрывается глубинный смысл событий, потрясших мир в 30-е и 40-е годы и определивших тенденции его развития на десятилетия вперед. Ибо оказывается, что в религиозных, мистических глубинах германский нацизм со своими геополитическими притязаниями, и его главный «видимый» противник — нацизм еврейский, реализованный политически в доктринах сионизма, религиозно же —- в форме талмудического иудаизма, имеют единый источник, вдохновляющий их претензии на мировое господство: воинствующее антихристианство коренящееся в бездонной ненависти дьявола-человекогубителя к Сыну Божиему, Спасителю мира и Искупителю человечества от рабства греху и злу. «Неизбежно напрашивается неожиданное заключение следующего содержания, — констатировал о. Сергий, — расизм как национал-социализм, в котором одновременно и с одинаковой силой подчеркиваются оба мотива — и социализм, и национализм, представляет собой ничто иное, как... повторение, или, по крайней мере, вариант иудейского мессианизма... Еще раз повторяем: германский расизм воспроизводит собою иудейский мессианизм, который является противником и соперником христианства уже при самом его возникновении...». Таким образом, немудрено, что при внешней непримиримости именно эти два движения стали, каждое по-своему, определяющими факторами и движущими силами всемирной апостасии в XX веке. В равной степени враждебные русскому народу, как носителю и главному хранителю христианского национального самосознания, они явились также первопричинами двух тяжелейших катастроф, потрясших Россию в этом столетии: революции и Великой Отечественной войны. Неизвестно, насколько полно и ясно сознавал это сам Розенберг. О Православии он в своей книге вовсе не поминает (хотя говорит о «древней восточной церковности» — осуждающе, конечно), то ли потому, что считал Россию «исторической обочиной», то ли из-за пристального внимания к претензиям католичества на мировую гегемонию. В любом случае — христианству достается сполна. «Христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и должен быть заменен единственным символом — свастикой», — писал этот создатель «германской религии будущего». «Те, которые его созерцают, думают о народной чести, о жизненном пространстве, о национальной свободе и социальной справедливости и жизнеобновляющем плодородии». «Старая иудейско-сирийская церковность сама себя развенчивает...» «Не жертвенный агнец иудейских пророчеств, не Распятый есть теперь действительный идеал, который светит нам из Евангелий. А если Он не может светить, то и Евангелия умерли...» «Идеал любви к ближнему должен быть безусловно подчинен идее национальной чести...» «В интересах властолюбивой римской церкви было выставлять подчиняющееся смирение как сущность Христа, чтобы получить возможно больше слуг, воспитанных согласно этому «идеалу». Исправить это изображение есть дальнейшее неотложное требование немецкого движения к обновлению...» «Личность Иисуса вскоре после Его смерти была нагружена и срастворена со всяческим изобилием переднеазиатских, еврейских и африканских переживаний», — такими и подобными им утверждениями наполнены писания Розенберга. Что же предлагается взамен «устаревшего» христианства? А вот что: «Вера, воплощенная в яснейшее знание, что северная кровь представляет собою то таинство, которое заменило и преодолело древние таинства...» «Честь и свобода (понимаемая как произвол — прим. авт,) суть в последнем счете не внешние свойства, но сверхвременные и сверхпространственные сущности...» «Душа означает расу, видимую изнутри, и наоборот: раса есть внешняя сторона души...» «Бог, которого мы почитаем, не существовал бы, если бы не существовала наша душа и наша кровь... Поэтому является делом нашей религии, нашего права, нашего государства все, что защищает, укрепляет, проницает честь и свободу этой души». Надо ли объяснять, кем, с точки зрения христианина, является этот «бог» Розенберга? Самообожающая гордыня — вот духовный идол нацизма, в жертву которому приносится все: милосердие, сострадание, любовь, совесть и справедливость. Конечно, среди рядовых фашистов, завороженных псевдопатриотической риторикой лидеров, мало кто сознавал, какому «богу» они служат, но это не меняет дела — дьявольская сущность учения реализовывала себя свойственным ей образом, злобно, агрессивно и напористо. Это с особой ясностью проявлялось в историософских концепциях нацизма. «После 1918 года, — писал Розенберг, — древняя северная расовая душа пробудилась к новому, высшему сознанию. Она понимает, что равнопризнанное существование разных, взаимно исключающих друг друга ценностей не может иметь места, как она великодушно мнила возможным его допустить на свою теперешнюю гибель... Она понимает, что расово и душевно сродное может соединяться, но чуждое безошибочно устраняется, а если нужно, то и уничтожается. Не потому, чтобы это было ложно или плохо само по себе, но потому, что чуждо, разрушает внутреннее строение нашего существа. Мы чувствуем теперь обязанность отдать себе отчет о нас самих с последней ясностью: или познать высшую ценность и руководящие идеи германского запада, или же себя духовно и телесно извергнуть. Никогда». Результаты этого маниакального самосознания известны. У Европы был свой, похоже последний, шанс на волне национальных движений вернуться к здоровой христианской духовности, хотя бы даже и в ущербных исторических формах католичества и протестантизма. Она упустила его, разделившись на два противоположных, одинаково бездуховных лагеря — «либерально-демократически-космополитически- модернистский» и «консервативно-агрессивный, фашистский». Закат Европы состоялся. Остается молить Милосердного Бога о снисхождении и вразумлении — «не ведают бо, что творят...» Для тех, кто «имея очи — видит», страшный опыт фашизма дает наглядный пример того, какую жуткую разрушительную энергию несут в себе бездуховные антихристианские мировоззрения даже тогда, когда они прикрываются религиозно-национальными идеями. В этом случае, избегая прямых богоборческих выпадов, они с еще большей ловкостью скрывают свою гибельную сущность под слоем социальной и философской демагогии, освящая «свыше» путь, «иже мнится человекам прав быти», — по слову Священного Писания (Притч. 14:12), но, — «последняя же его приходят во дно ада». И люди творят зло, сеют ненависть и беспощадно уничтожают ближних, в полной уверенности, что «с нами Бог» *.
* Такая надпись была выбита на пряжках ремней у гитлеровских солдат.
Этот урок нам необходимо усвоить так же твердо, как и урок русской революции, ибо в сущности они говорят об одном и том же — о соблазнах, искажениях национального самосознания и ужасных результатах, к которым эти соблазны приводят. Такое знание мы обильно оплатили русской кровью, и не дай Бог, чтобы эта цена оказалась напрасной.
НА РЕКАХ ВАВИЛОНСКИХ СЕДОХОМ И ПЛАКАХОМ...
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ШОК не мог не сказаться на русском самосознании. В значительной части общества шел процесс пересмотра своих убеждений. В советской России он искусственно стимулировался террором, голодом, информационной блокадой населения и оголтелой, воинствующей богоборческой пропагандой властей. Однако почти в той же степени (только, конечно, в ином направлении) изменения в мировоззрении коснулись и русской эмиграции. Первым делом они затронули русских западников. После того, как развитие западничества в России закончилось катастрофой *, а за рубежом русские люди смогли увидеть этот вожделенный ранее Запад без прикрас — оно практически прекратило свое существование в качестве самостоятельной основы религиозных, философских, исторических и литературно-художественных мировоззрений.
* Даже Бердяев говорил о том, что марксизм первоначально возник в России как «крайняя форма западничества».
Конечно, западничество не исчезло, ибо не исчезли (наоборот — усилились) мировые силы, поддерживавшие и питавшие его в России на протяжении долгих лет. Но утеряв свою прежнюю привлекательность для интеллигенции, откровенное западничество практически полностью выродилось в политическую идеологию, не отягощенную лишней «философией». Идеологию, которая преследовала практические цели: поддержку всех мероприятий международной закулисы по удушению России и созданию на континенте сверхнациональной власти *.
* В этом состоянии российское западничество пребывает и до сих пор. Только чудовищным невежеством масс, навязанным русскому обществу десятилетиями тотального «промывания мозгов» и информационным террором «демократических» средств массовой информации, можно объяснить тот факт, что эта давно «протухшая» идеология оказалась столь привлекательной и действенной в руках архитекторов перестройки.
Немногочисленные оставшиеся за рубежом политики-западники или призывали «не проглядеть позитивного начала в революции», разумея под ним разрушение исторической, «деспотической» России, или занимались интеллектуальным обеспечением масонской идеологии Лиги Наций. Этому совершенно не противоречит тот факт, что значительная часть эмиграции надеялась с помощью западных держав тем или иным способом восстановить в России национальное правительство. В этом случае Запад рассматривался лишь как служебное политическое средство, тем более, что и Советский Союз многими воспринимался только как Русская земля, завоеванная и оккупированная оголтелой богоборческой, антирусской, сатанинской силой. Такой взгляд на события для «новых западников» был тоже неприемлем. Передовой Запад, с их точки зрения, должен был теперь стать опорной базой для создания интернационального сверхгосударства. «Русский» профессор-эмигрант А. Н. Мандельштам, писал, например: «Нам кажется, что человечество идет к следующей схеме будущей конструкции мира. Союз всех народов, ведающий общими интересами всего человечества; В пределах этого союза большие группировки государств, связанных общими интересами; Наконец, отдельные автономные государства в пределах каждой группы народов, в компетенцию которых входит защита чисто местных государственных интересов». В русском зарубежье уже в 1920 году выделилась группа, активно поддерживавшая такие идеи. Она получила название «Российского общества лиги народов», выпустила в свет свою программу-воззвание и объявила, что «с особенною силою настаивает на том», чтобы «демократические основы» стали обязательными для всех государств и чтобы международные организации «осуществили всеобщее разоружение и обладали реальной силой для приведения в исполнение своих решений». Строго говоря, после Октябрьской революции западничество вообще вряд ли может быть отнесено к течениям собственно русской мысли. Оно до сих пор представляет собой не столько явление нашего национального самосознания, сколько инструмент его искажения и разрушения. Но если отвержение «классического» западничества русским сознанием после революции можно считать свершившимся фактом, то его скрытое влияние в той или иной мере продолжало проявлять себя довольно активно. Проводниками такого влияния в разной степени стали представители либерального крыла русской эмиграции. Учитывая ее крайнюю пестроту, все эти терминологические определения, разумеется, весьма условны, но все же очевиден тот факт, что многие русские мыслители за рубежом — от Бердяева и о. Сергия Булгакова до Лосского и Федотова, — несмотря на значительную разницу во взглядах, несли на себе «родимые пятна» западнического мировоззрения. Часто вполне благонамеренные и по-своему патриотичные, все они болели страшной родовой, наследственной болезнью русской интеллигенции: интеллектуальной гордыней, лишающей человека способности смиренно и благоговейно воспринимать тысячелетний церковный опыт выстраданного и прочувствованного христианского мироощущения. Для них истинная, духовная, «небесная» Россия так навсегда и осталась тайной за семью печатями, а понятие «Святая Русь» — принадлежностью старинных былин и народных сказок. В их произведениях здравые мысли причудливо перемешаны с явными заблуждениями. Будь то о. Сергий Булгаков с его софианским еретичеством, или «рыцарь свободы», «нецерковный христианин» Бердяев, — высказывавший порой откровенно антихристианские мысли, или кто другой — неспособность отрешиться от своего интеллигентского (а у многих — марксистского) прошлого неизменно давала себя знать. При этом чуть ли не единственной, объединяющей их всех чертой являлось неприятие, отторжение идеи русского богоизбранничества в ее классической церковной форме, понять которую им просто не было дано. «Духовный провал идеи Москвы как Третьего Рима, был именно в том, что Третий Рим представлялся как проявление царского могущества, мощи государства, сложился как Московское царство, потом как Империя, и, наконец, как Третий Интернационал», — писал Бердяев. — «Идеология Москвы, как Третьего Рима, способствовала укреплению и могуществу московского государства, царского самодержавия, а не процветанию церкви, не возрастанию духовной жизни. Христианское призвание русского народа было искажено»... «Желание царя было законом для архиереев и в церковных делах. Божье воздавалось кесарю... Понимание христианства было рабье. Трудно представить себе большее искажение христианства, чем отвратительный Домострой». Вот уж, воистину, с больной головы — на здоровую! На самом деле как раз «трудно представить себе» утверждения, более далекие от истинного положения вещей! Впрочем, подобных авторов это всегда мало смущало. Для них, как часто это бывает в вопросах религиозных, непреодолимым препятствием на пути духовного возрастания стала проблема личного подвижничества, церковного послушания. Ведь для того, чтобы воспринять благодатный опыт, лежащий в основании зрячей, живой веры, человек должен совершить немалый внутренний труд, уготовить себя к этому, шествием по пути подвижнической борьбы с грехами и страстями в собственном сердце. Многим такое оказалось не под силу. Избегая тяжких душевных трудов, они предпочитали просто хаять то, чего не могли понять. Знаменитая лиса из басни Крылова говорила в таких случаях: «Зелен виноград!» На самом же деле несозревшими для принятия истин веры оказались души тех, кто упорно, не желал подклонить выю своего высокоумия и своеволия под иго церковного увещевания, вразумления и послушания... Несколько особняком стоит в русской эмиграции так называемая «школа евразийцев». Она возникла в 1921 году одновременно (хоть и независимо) с выходом в Праге знаменитого сборника «Смена вех», выдвинувшего программу примирения с русской революцией. Один из авторов такой программы прямо писал: «Мы... признаем, что проиграли игру, что шли неверным путем, что поступки и расчеты наши были ошибочны». Те же идеи проскальзывали и у евразийцев. В целом, конечно, движение евразийства исходило из вполне благонамеренных начал: необходимости объективного, взвешенного анализа причин и последствий крушения исторической России; желания найти и в советской мрачной действительности исторически преемственные по отношению к русской жизни черты; понимания того, что революция, как это ни печально, есть свершившийся факт и что «это надолго». И все же недосказанность и некоторая размытость идеологии, отрицание — весьма резкое — дореволюционных порядков в России и стремление хоть как-то примирить эмиграцию с «советской» действительностью давали основание злым языкам третировать евразийство как «православный большевизм» или «плод незаконной связи славянофильства и коммунизма». Кроме того, разоблачение некоторых приверженцев движения в их тайных связях с ОГПУ давали повод для подозрений в подконтрольности самой школы спецслужбам советской России. Но все же в евразийстве были и конструктивные, здравые черты. «Евразийцы — православные люди. И Православная Церковь есть тот светильник, который нам светит», — заявлял П. Н. Савицкий, признанный глава движения. «Евразийство стоит на почве православия, исповедуя его как единственную подлинную форму христианства, и признает, что именно в качестве единственной истинной веры Православие и могло сыграть в русской истории роль творческого стимула», — вторил ему князь Н. С. Трубецкой, один из наиболее универсальных мыслителей русского зарубежья. Несомненной истиной являются утверждения евразийцев о том, что «коммунистический шабаш наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода европеизации», что «из опыта коммунистической революции вытекает некоторая истина, одновременно новая и старая: здоровое социальное общежитие может быть основано только на неразрывной связи человека с Богом, религией; безрелигиозная государственность должна быть отвергнута» (Савицкий). Однако главного в русской жизни евразийцы понять не смогли. Бесперспективным оказался сам путь, по которому они пошли — путь поисков объединяющих, системообразующих факторов государственности, народности и разгадку судьбы России в отвлеченных этнокультурных, географических началах (отсюда и само название — евразийство). Своеобразие и уникальность русской истории есть следствие причин духовных, результат особого служения, возложенного Промыслом Божиим на наш народ. Эти причины и это своеобразие ни в коем случае не сводимы ни к географическим, ни к этническим, ни к культурным, политическим или любым другим факторам российской действительности. Искать разгадку русской судьбы в особенностях ее географического, геополитического или этнокультурного положения на евразийском материке — дело заведомо бесплодное. Оно чревато многочисленными соблазнами, ибо манит миражами «особой роли» России в «континентальной» линии развития человечества, а русское самосознание традиционно быстро откликается на любой мессианский зов*. Все это не позволяет говорить о подлинной конструктивности евразийского мировоззрения в целом. Оно «отказывается от причастности к стержню русской истории, — сказал М. Назаров (один из участников четвертого всезарубежного съезда русской молодежи) уже в 1990 году, — и отходит от христианского понимания судеб мира в географическое толкование»....
* Неудивительно, что сегодня евразийство как бы приобрело в России «второе дыхание». После развала советской империи и краха коммунистического мировоззрения патриотическое русское движение ищет опоры для своего стихийного державного сознания вне догм «исторического материализма». Трудно винить современных патриотов за то, что духовные ценности русской жизни пока многим из них недоступны в своем полном объеме. Отсюда приверженность евразийству — оно проще и понятнее православно-патриотического мировоззрения. Это болезнь роста. Как этап развития современного русского самосознания, с трудом возвращающегося на свою духовную родину — в Церковь, она не столь и страшна. Но будет ужасно, если патриотическое движение остановится на этом в своем развитии.
Не менее напряженно и активно, чем евразийцы, пытались осмыслить произошедшее с Россией и в правых, консервативных кругах русского зарубежья. Трагедия этого направления в русском самосознании заключалась в том, что оно не имело в обозримом будущем никаких практических перспектив. Одни надежды сменялись другими, но богоборческий режим в СССР продолжал свое существование год за годом, десятилетие за десятилетием, лишь крепчая и усиливаясь. Казалось, нет в мире силы, способной сокрушить этот мрачный колосс, простерший после победы во второй мировой войне свою власть на половину Европы и достигший экономической и военной мощи, которая позволяла ему влиять на события в самых отдаленных уголках земли. Природа человека требует деятельности. Устоять в вере — просто «устоять» — во все века было делом самым сложным, глубинным содержанием всякого рода христианского подвижничества. Стояние «под куполом и крестом» и стало содержанием мучительного, изнуряющего подвига для тех русских людей, которые в Православной России видели единственно возможную форму существования своего народа и не позволили себе увлечься новизной всякого рода «переосмыслений» русского служения, требовавшими в обмен на подаваемую ими иллюзорную историческую перспективу отречения от коренных начал русского национального самосознания. Но это не значит, что русская консервативная мысль спала. Нет, она продолжала жить своей напряженной внутренней жизнью, мучительно переживая все произошедшее со страной и народом. «В чем заключались наши заблуждения? Почему в прах рассыпались все наши начинания? Почему четырехлетняя, самоотверженная борьба белых армий окончилась скорбным исходом?» Эти вопросы были у всех на слуху. Однако далеко не у всех доставало мужества дать на них честные, нелицеприятные ответы, как сделал это, например, барон А. В. Меллер-Закомельский уже в 1923 году. «Страшную внутреннюю болезнь мы пытались лечить наружными средствами, - написал он. — Мы боролись с большевизмом как с явлением политическим... Но в глубокой скорби о своем бессилии, в горестном изгнании и оторванности от родной земли многие из нас поняли, наконец, что большевизм есть лишь острый кризис вековой болезни духа влюбленной в Запад русской интеллигенции... Мы пренебрегли своим родным культурным богатством, пренебрегли великой сокровищницей нашей родной Церкви и бешено помчались по пути «прогресса» к миражу земного рая, к антихристову царству социализма. Многие из нас поняли, наконец, что мы сами были заражены тою же болезнью, от которой хотели излечить Россию, с той лишь разницей, что в нас она протекала в ползучей, скрытой форме, а в большевизме она прорвалась бурно и страстно. В ужасе мы отвернулись от страшных язв большевизма, в ужасе бросились прочь от одержимых бесами. И в нашем слепом, рефлекторном порыве к спасению мы не ощутили своей собственной немощи, своей духовной нищеты. Мы поняли слишком поздно (и сколь многие из нас не поняли и до сих пор), что у «бесноватых», которых мы бросились усмирять, было какое-то отчаянное, заблудшее искание истины, что в нем они обладали своей внутренней правдой и силой, которых не имели мы. Отрицательный, дьявольский, планетарный порыв большевизма победит лишь равный или превосходящий своей широтою идеал положительный. Антихристианский социализм-коммунизм есть явление религиозное, и только религиозным подъемом христианской веры возможна над ним победа. Смиренно сокрушаясь о немощи своей, в сострадании и покаянии, в любви к заблудшим своим братьям будем искать истинный путь к исцелению. Не кованный ненавистью и местью меч, а меч-крест, светлое знамение Христово — «сим победиши» —даст нам силу победы. Разрушительный пафос отвергших Христа бесноватых победим созидательным пафосом боговдохновенного зодчества. Но мы оказались недостойными поднять Крест Господень и, не победив дьявола духом своим, не могли победить его земного воинства. Сами зараженные злом, мы зла победить не смогли; мы были «раздавлены царством». Но в муках своих грехов и заблуждений, в покаянном страдании, верю — мы обретем силу победы. Будем верить, что пройдя через годы ужасных гонений, падая и поднимаясь, закаленная в борениях, очищенная искупительной мукой своей, мученическая Православная Церковь Российская встанет осиянная благодатью и явит миру свет, который разгонит тьму... На распутьях духовной жизни соблазняют страшные призраки. Уже предреволюционное русское творчество, стоявшее на грани великих исторических свершений и потому, может, особенно интуитивно восприимчивое, полно этой жуткой призрачностью. Во всем чувствуется какой-то ужасный подмен. Русское религиозное сознание мучится страшным вопросом: где Христос и где антихрист?.. Нам не дано больше «быть ни там, ни тут». В последней борьбе Христа и антихриста каждый должен сделать свой выбор или обречь себя на небытие. Ибо дано нам видеть и уразуметь, что через мертвые пустыни безбожия, по окровавленным камням революций, шествует отвергшее Христа человечество к миражу земного рая — к антихристову царству... И не полемическим отрицанием иудаизма и отравленной им Европы, не административными мерами, ограждающими государство от еврейского засилия, одержим мы окончательную победу. Каждый из нас должен осознать то великое сокровище, которым мы обладаем во Христе и Его Православной Церкви, то огромное культурное богатство, которое сокровенно таится в недрах русского духа и, не оборачиваясь на меркнущий Запад, с верою приступить к боговдохновенному зодчеству подлинной христианской России. Воздвигнув твердыню Веры, не убоимся зла». К этому вряд ли можно что-либо добавить. Такое убеждение русская православная эмиграция пронесла через десятилетия изгнанничества. «Всякому разумному верующему русскому человеку должно быть совершенно ясно, — говорил в 1968 году архиепископ Аверкий, бесспорный духовный лидер русского зарубежья, — что если первое Смутное время продолжалось всего лишь 15 лет, а нынешнее второе, во много раз более страшное, Смутное время длится уже свыше 50 лет, и до сих пор нет пока и не видно никакого просвета, то это только потому, что нет прежней горячей веры в русских людях, нет настоящего искреннего покаянного чувства, нет подлинной действенной молитвы и должного упования на помощь свыше... Неверие, безбожие, нравственная нечистоплотность и распущенность, нигилизм и космополитизм, небрежение и презрение ко всему исконно родному и святому — все это должно стать совершенно чуждым душе русского человека, если он действительно хочет видеть Родину воскресшей к новой жизни». Сказанные двадцать пять лет назад в Америке, слова эти как нельзя более применимы к сегодняшней России. Неужели мы не прислушаемся к ним?..